ПРИКАЗАНО ВЕРИТЬ

Валерий КИЧИН
ИЗВЕСТИЯ№7 от 15 января 2000 года


Отгремели торжества, настали будни, надо жить дальше. Праздники вышли пышными, в президиумах возникли новые лица. И впервые за без малого век в стране снова обозначились две власти. Первая —светская. Вторая — духовная. Они теперь рядом: правительство отбывает службу в храме Христа Спасителя, духовенство приветствует паству рука об руку с и.о. президента в Кремле. В нашем развитии явно начинается новый исторический виток, и он заставляет вернуться к первоосновам, к ключевому вопросу — что есть сегодня Русь? И во что она верит? Вопрос сейчас многим кажется очевидным. На самом деле — он взрывоопасен.

В разговоре с Никитой Михалковым, человеком православным, я назвал себя атеистом. Мы оба уважали убеждения друг друга. Но я не стал выражать надежду на то, что Никита Сергеевич придет к атеизму. А Никита Сергеевич посмотрел на меня с сочувствием и сказал: вы непременно придете к церкви.
Я понял, что православный мастер считает атеиста человеком в чем-то недоделанным. Наверное, я больше уважал его убеждения, чем он мои. Но вероятно, сказанное им было актом доверия.
Потом события развивались так, что стало ясно: даже постоянные ссылки на бога не помешают человеку публично сказать неправду. Публично слукавить.
Атеизм считают безбожием, но это вопрос терминологии. Если бог — это совесть, то я в него верю. Если бог — это вера в человеческие силы, то это и мой бог. Если бог — то, чем можно замолить любые грехи, то есть простить самому себе и ложь и что похуже, то я к такому богу идти не хочу.
Атеизм — тоже вера. В то, что никто не сделает за нас нашу работу. Что жизнь, увы, конечна, и считать ее лишь подготовкой к бессмертию, заполняя жалобами и поклонами, значит пустить дарованное нам время на ветер. Что силы и средства лучше отдавать строительству домов для людей, чем часовен для молитв, — потому что вывестиксветуможет не всесильный чудотворец, а только знание и труд. Это уважение к вере других и память о том, сколько добра на земле сделано именем бога. Но память и о том, сколько сделано зла. Потому что этим именем удобно прикрываться. Православием клянутся и наши доморощенные фюреры, и писатель, растерявший от нетерпимости свой талант, и сеющий ненависть художник. Именем православия прекрасная певица Жанна Бичевская в своей радиопрограмме учит в любом иноверце видеть врага. А замечательная актриса Екатерина Васильева решила радовать не любящих ее людей, а бога. Это ее право, и может быть, в небесных чертогах стало светлее. Но земля от этого потускнела.
Я мог бы долго объяснять, почему мне дорога моя вера, но я не вправе ее никому навязывать. До сих пор полагал, что и у других нет права навязывать свою веру мне. Между тем это происходит, и чем дальше, тем очевиднее.
Другие стали решать за человека, какую веру надо исповедовать, чтобы чувствовать себя на родной земле своим. Православие безоговорочно признается непререкаемым, это понятие все чаще отождествляют с понятием “русский”. Оно стало проверкой на полноценность и родство крови — не случайно тот же Никита Сергеевич в теледебатах с Кириенко так хитровато, со значением, прищурился, провоцируя оппонента спеть “Отче наш”. Так в древности требовали от еретички креста, а коли не хочет — значит, ведьма.А если б Кириенко был мусульманин — он что, стал бы политически ущербным? А если он атеист? Атеистов у нас большинство, но атеизм со счетов сброшен, словно он теперь вне закона и атеисту надо чувствовать себя чужим. Как и мусульманину, и моему соседу протестанту, и моей знакомой католичке, и людям в синагоге. Но все они считают себя русскими, — потому что в России родились и чтят, кроме своего бога, русскую культуру, русский язык, русский образ жизни. Теперь они тоже стали словно бы людьми второгосорта.
Вера, дело интимное и личное, становится подобной партийному членству, только вместо красного билета у сердца нужно носить святой крест, причем установленного образца. И власть светская соединяется с властью церковной — государственные мужи крестятся для телекамер, словно тоже сдают экзамен на лояльность, и в этом демонстративном отбывании ритуала есть нечто политически значимое. Будто две власти друг друга освящают, дают обет верности, указуют пастве: делай так! И сразу несколько телеканалов, в том числе государственный, это указание передают на всю страну — как прежде передавали партийные съезды.
Значит, опять грядет вероучение, которое непобедимо, потому что единственное на земле верно? И снова появятся люди двух каст — с “Отче наш” и без оного? И снова двойная мораль, которая и так никуда не исчезла, будет узаконена и вписана в скрижали?
Чтобы не было однопартийности, в странах, которые мы зовем цивилизованными — я причисляю к ним и бывший СССР, — церковь раз и навсегда отделена от государства. Государство не может поддерживать, да еще демонстративно, да еще с политическим значением, какую-то одну конфессию — вер в нашем мире много, и каждая вправе ждать к себе уважения. А иначе конец демократии.
Вера — чувство свободное, искреннее, осознанное и... да, тихое. Несовместимы крик — с душевностью, насилие — с духовностью, нетерпимость — с любовью к ближнему. Они совместимы только с новой ожесточенностью, исступленностью и поисками врага. Есть поразительно тихий и светлый момент в протестантских службах: незнакомые люди оборачиваются друг к другу для рукопожатия. Этот момент объединяет всех — и молящихся, и зашедших в собор разноязыких туристов. И все равны, ибо все — на Земле люди.
* *
Отныне безопасность патриарха Московского и всея Руси Алексия II будет обеспечивать Федеральная служба охраны РФ вместо ГУВД Москвы, которое выполняло эту функцию с 1993 года. Источники в патриархии сообщили агентству Интерфакс, что замена телохранителей главы Русской православной церкви уже произошла.

"Научный Атеизм" 2000