Но здравый смысл не всегда приводит к верным выводам. В данном случае он безо всяких к тому оснований соединяет в единое и неразрывное целое как ожидаемую истину, так и ее провозвестника и приходит к неверному выводу о том, что если что-то случится с провозвестником, то конец и истине. Но именно это и неверно. Бруно, конечно, сожгли, и все мыслящие люди до сих пор воспринимают это как личную трагедию, но ведь гелиоцентризм не пропал — он, так сказать, живет и побеждает. Особенностью истины является то, что, единожды родившись, она уже никуда не денется — ее могут признавать или не признавать, но она написана, сказана, синтезирована и потому в историческом смысле неуязвима. Бывает, что она в силу определенных обстоятельств возникла преждевременно и немедленно утилизирована быть не может — что ж, она ждет, чего-чего, а времени у нее хватает. Хотелось бы, конечно, чтобы у ее автора все было в порядке — своевременное признание, благодарность сограждан, почет и покойная старость и все прочее, но это уже совсем другое дело. Нередко все выглядит гораздо хуже — завистливые коллеги, неблагодарное руководство, предательство ученика или еще что-то в этом роде, и вот уже гонимый создатель с переменным успехом пытается доказать свой приоритет. Но обратите внимание, речь идет именно о доказательстве приоритета по отношению к истине, которая уже существует и работает, а не о “пробивании” самой истины.

В подавляющем большинстве случаев истина рождается тогда, когда ее ждут, и быстро поступает в обращение. Ну, действительно, попробуйте представить себе такую, например, ситуацию: тысячи исследователей в мире выясняют механизмы возникновения и развития СПИДа и пытаются создать методы лечения этого страшного заболевания. В этот момент появляется некто и заявляет, что открыл чудодейственное средство. При этом он вряд ли скажет, что препарат только у него, никто и никогда больше получить его не сможет и все жаждущие излечения должны получать снадобье из рук создателя. Это трудно себе представить. Скорее он обронит какую-нибудь информацию о методе создания лекарства и даже попросит ученых оценить находку, чтобы убедить их в своей правоте. Как бы ревниво ни относились ученые к такому человеку, особенно если он не принадлежит к их сословию, как бы мало доверия ни внушало подобное заявление, они все же приложат все необходимые усилия, чтобы воспроизвести описанный или рассказанный результат.

Научная жизнь последних лет дала два великолепных разительно различающихся примера, которые отлично иллюстрируют наши рассуждения. Первый из них показывает, что единожды добытая научная истина, если она действительно истина, достаточно быстро акцептируется научным сообществом, даже если на пути ее публикации и возникают определенные преграды. Проводившиеся в течение многих лет безрезультатные эксперименты по созданию материалов, обладающих так называемой высокотемпературной сверхпроводимостью (в обычных проводниках сверхпроводимость реализуется только вблизи абсолютного нуля), привели к тому, что сообщения на эту тему практически не принимались к печати, подобно тому как научное сообщество уже давно решило даже не рассматривать работы по созданию вечного двигателя. Поэтому ученые, которым действительно удалось создать материал, обнаруживающий высокотемпературную сверхпроводимость, в течение нескольких месяцев не могли пристроить рукопись соответствующей статьи в центральную научную печать и в конце концов опубликовали ее в практически нечитаемом инженерном журнале. Тем не менее новость разнеслась немедленно, эксперименты были успешно воспроизведены, и буквально за один год область науки, изучающая материалы для получения высокотемпературных сверхпроводников, стала одной из наиболее бурно развивающихся отраслей химии. За этот год ученым разных стран удалось продвинуться так далеко, что сейчас уже можно говорить о реальных технологических перспективах применения подобных материалов. Второй пример показывает, что никакая шумная реклама не может поддержать научный результат, базирующийся на артефакте. Так, недавно не только общенаучные журналы, но и все массовые издания были буквально заполнены материалами о том, что американским ученым удалось провести термоядерную реакцию при комнатной температуре. Однако, несмотря на исключительную теоретическую и практическую важность такого результата, если бы он и вправду был получен, научное сообщество не впало в состояние эйфории, а после многочисленных проверок, в процессе которых объявленный результат воспроизведен не был, признало опубликованные данные артефактом. После большого шума наступила тишина, в которой все участники этой эпопеи анализируют сделанные просчеты, чтобы в будущем их уже не повторять.

Пусть сперва лишь одному из многих удалось наблюдать некий факт — в основе познания всегда лежит индивидуальный опыт, — но если этот факт является реальностью, то рано или поздно (а при современных темпах в науке, как правило, все выясняется достаточно рано) он станет истиной для многих. Вот что говорит Б. Рассел в своем “Человеческом познании” (М., 1957): “Я вовсе не предполагаю, что начальные данные восприятия должны быть признаны несомненными... Имеются хорошо известные методы подтверждения или ослабления силы индивидуального свидетельства; определенные методы используются в судах, другие — несколько отличные — используются в науке. Но все они исходят из того принципа, что некоторое значение должно быть приписано всякому свидетельству, так как только благодаря этому принципу считается, что известное число согласующихся друг с другом свидетельств дает высокую степень вероятности. Индивидуальные восприятия являются основой всего нашего сознания, и не существует никакого метода, с помощью которого мы можем начинать с данных, общих для многих наблюдателей”. При этом, однако, в действие вступает еще один критерий доверия к обнародованному результату — насколько он находится в согласии с существующей системой законов науки.

Вера в могущество науки должна быть осмысленной. Гипотеза только тогда может подлежать обсуждению, когда она не выходит за пределы допустимого. Перефразируем крылатое выражение и скажем так: этого не может быть, потому что это противоречит законам природы. Вы возразите, что законы природы, верные сегодня, оказываются отвергнутыми последующим развитием науки? Ерунда! Наука стабильна, новое в ней не отменяет старого: ни теория относительности, ни квантовая теория не отменили классической механики и классической электродинамики, новая геометрия, разработанная Лобачевским и уже проверенная на опыте, не отменила старой евклидовой геометрии. Новые теории просто включают в себя старые, которые становятся “частным случаем”, верным при определенных условиях.

Иными словами, для того чтобы признать паранауку, мы должны построить иную систему законов науки, точнее говоря, паранауки. Внутри нее эти факты вполне могут улечься на свои законные и логичные места, но тогда вся наша каждодневная жизнь и уже проверенные практикой знания будут полностью противоречить этой новой системе, то есть большая часть нашего опыта, прекрасно показавшего себя, окажется в новой системе как бы ложной.