Сложно себе представить, чтобы лет пять назад игумен-лихач был в топах новостных сайтов. Тогда и патриаршими часами, равно как и квартирой, занимались бы разве что портал Credo.ru и журналист Сергей Бычков из «МК». Перекрытием улиц в связи с молебном или крестным ходом возмущались бы разве что малоизвестные блогеры-агностики, до ЖЖ которых редко долетала птица, поющая иначе. Наконец, ажиотаж вокруг суда над Юрием Самодуровым и Андреем Ерофеевым не идет ни в какое сравнение с тем резонансом, который вызвало дело Pussy Riot — и дело здесь вовсе не в том, что организаторов выставки не посадили, а девушек-панков – да.
В начале нулевых о том, что в истории РПЦ не было Реформации и отсюда все ее беды, мне говорил баптистский пастор Виктор Гамм. Этот тезис, конечно, спорный: на модернизацию Католической Церкви события XVI века оказали, как мне думается, не мгновенное, а отложенное воздействие. Но важно другое. Сегодня о необходимости Реформации в русском православии я читаю в текстах людей, которых до сих пор не мог даже заподозрить в интересе к церковной тематике. Оглядываясь назад, я вижу все тех же иерархов, поддерживающих Путина и его губернаторов. Все того же протоиерея Всеволода Чаплина, все того же Димитрия Смирнова, Кирилла Фролова и ровно тех же хоругвеносцев, протыкающих осиновым колом портрет той же Мадонны, дававшей концерт в Москве в праздник Усекновения главы Иоанна Предтечи. Я слышу те же разговоры о православных дружинниках. Но в те недалекие времена критика РПЦ была уделом уютного междусобойчика пишущих о религии журналистов, блогеров, правозащитников, религиоведов, социологов, двух-трех действующих и двух-трех отставных чиновников, раскольников и расстриг. Сейчас это неотъемлемая часть оппозиционного дискурса.
Особенность нынешней антиклерикальной вспышки в том, что она обусловлена внешними, политическими причинами. Аналогий здесь достаточно. Например, Химкинский лес стал темой номер один не потому, что выросла экологическая сознательность россиян, а потому, что в совершенно конкретной точке сошлись экология и политика. Другое дело, что долговременный интерес и сознательность могут такими вспышками стимулироваться, но сейчас говорить об этом попросту преждевременно.
РПЦ (под этой аббревиатурой я подразумеваю говорящих от лица Церкви иерархов и чиновников) не продемонстрировала качеств, которые могли бы стать разочаровывающим откровением. Повела она себя, в общем, вполне стандартно. В случае с Pussy Riot де-факто умыла руки, позволив агрессивным «защитникам православия» смешивать с грязью своих единоверцев, призывавших к милосердию. Примерив на себя роль медиатора (достаточно вспомнить встречу Чаплина с Навальным), РПЦ все же продемонстрировала лояльность действующей власти. Просто раньше, в те самые времена междусобойчика, это не то, чтобы забывалось и прощалось – это просто принималось к сведению, внимание на этом дольше суток не задерживалось. Потому что в те времена критически настроенные веб-юзеры воспринимали Путина как элемент времени, которое их выбрало и к которому нужно приспосабливаться. Сейчас они смотрят на Путина как на нечто такое, с чем нужно и вроде бы можно бороться. Борьба (пусть даже без осязаемых шансов на скорый успех) неизбежно приводит к сиюминутному делению на «своих» и «чужих». Полутонов нет, и уже действительно не забывают и не прощают. Такова логика процесса. В постсоветской России не было клерикализма как такового. РПЦ оставалась — и именно в таком качестве воспринималась властью — одной из групп влияния, довольно последовательно лоббировавшей свои интересы (например, введение «Основ православной культуры» в школьную программу) и избравшей в качестве инструмента решения проблем стратегическое сближение с государством. Каких-то особых привилегий РПЦ от него, к слову, так и не получила, а две важнейшие задачи не решила. Во-первых, не утвердилась в роли независимого и авторитетного института в глазах общества, и когда запрос на эти качества начал окончательно формулироваться, это застало Церковь врасплох. Во-вторых, РПЦ не смогла претворить христианские ценности в общегражданские, став непривлекательной для интеллигенции, которая могла бы с этой задачей справиться.
Мы говорим «антиклерикализм», а предполагаем сразу три направления критики: критику слияния Церкви и государства, критику нравов духовенства и критику религии и религиозности как таковых. Сугубо антиклерикальным здесь можно считать только первый вид критики, просто Церковь получает еще два gratis, причем в форме далекой от политеса. Примечательно, что основные антиклерикальные мотивы универсальны. Они повторяются из века в век. И не нужно даже годами копить впечатления или наблюдения за Церковью и духовенством, чтобы в момент обострения выдать несколько обличительных сентенций. Реальность, к слову, такова, что эти сентенции всегда окажутся на злобу дня. Антиклерикализм здесь и сейчас не слишком интересен: его происхождение понятно, его тезисы стандартны, а подчас и примитивны. Интересна перспектива. Любой раскол в РПЦ сейчас неизбежно стал бы расколом политическим, не привел бы к чаемым реформам и обновлению, однако либеральная интеллигенция из Церкви просто выталкивается, ставится перед выбором: либо ты поддерживаешь генеральную линию, либо ты маргинал или изгой.
Сама РПЦ теряет поле для маневра и потенциал стать нейтральным игроком. Она ставит не просто на власть, как прежде, но и на одну из политических альтернатив. Отождествляется с конкретным политическим проектом. Это вынуждает и власть в лице Путина и Ко окончательно оформить свой проект идеологически как проект консервативный со ставкой на традиционные ценности и значительную роль Церкви в обществе. Если Путин и Ко захотят, разумеется.
Наконец, для самих антиклерикалов может наступить время проверки на принципиальность. Они против слияния РПЦ с «путинским режимом» или государством как таковым? Серьезный вопрос, на который в будущем, возможно, придется давать ответ.
RSS