Когда читаешь библию, больше удивляешься неосведомленности бога, чем его всеведению.
Твен Марк

Путеводитель
Новости
Библиотека
Дайджест
Видео
Уголок науки
Пресса
ИСС
Цитаты
Персоналии
Ссылки
Форум
Поддержка сайта
E-mail
RSS RSS

СкепсиС
Номер 2.
Follow etholog on Twitter


Подписка на новости





Rambler's Top100
Rambler's Top100



Разное


Подписывайтесь на нас в соцсетях

fb.com/scientificatheism.org



Оставить отзыв. (1106)


Сергей Солдаткин
Атеизм и нравственность или что кому позволено


Притча о добром атеисте

"Некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым. Случайно той дорогой шел один священник и, увидев его, прошел мимо. Также и монах, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо. Некий же атеист, проезжая, подошел к нему, и, увидев его, сжалился, и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем; а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержателю гостиницы и сказал ему: «Позаботься о нем и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе». Кто из этих троих, думаешь ты, был нравственным?» Он сказал: «Оказавший ему милость». Тогда Иисус сказал ему: «Иди и поступай так же»».

Могло быть так? Нет, конечно. Даже достаточно либеральные священнослужители полагают атеизм синонимом безнравственности. Ведь "нельзя говорить, что на абсолютно пустом месте, на этом нуле атеизма может вырасти что-то нравственное. Нравственное всегда так или иначе коренится в религии», —утверждает священник Михаил Прокопенко. Если человек, заявляющий о себе как об атеисте, проявляет себя нравственно, значит он тоже причастен к религиозным ценностям, тоже верит в глубине души, только этого не сознаёт.

То есть или-или. Если нравственный, то верующий, хоть и бессознательно. Душа-то, как Тертуллиан говорил, «христианка по природе». А если по правде неверующий, так уж точно безнравственный. «Атеизм и религия онтологически, нравственно неравноценны. Атеизм как таковой — это просто отрицание чужой святыни. Вот эти два постулата, отрицание чужой святыни и исповедование и защита своей святыни, никак не могут стоять на одном нравственном уровне», утверждает протодиакон Андрей Кураев. Православный публицист Александр Ткаченко полагает: «Правда и добродетели атеистов и христиан, несмотря на внешнее сходство, в духовном смысле оказываются не взаимодополняющими друг друга, а взаимоисключающими». Тут вспоминается фраза Августина про добродетели язычников, кои на самом деле – «блестящие пороки». Ведь «поведение человека может быть нравственным или безнравственным лишь по отношению к кому-либо. Для нравственной оценки человеческих поступков нужен кто-то, кто может дать им такую оценку со стороны». Для верующих таким «кто-то» является Господь Бог. А для атеиста — только общество. Отсюда закономерный вывод: атеист в состоянии быть (а скорее, казаться, притворяться, если глубже копнуть) нравственным лишь до тех пор, пока его кто-то видит.

А если нет? Если ситуация подобна той, что описана вначале? Согласно г-ну Ткаченко, «само понятие нравственности при отсутствии отношений с другими людьми теряет для него всякое основание» и следовательно, не помог атеист «некоему человеку». Равнодушно «прошёл мимо». В отличие от священника и тем более монаха, которые, стремясь опередить друг другу и помня в Боге, взирающем на них свыше, бросились помогать умирающему. Вот как оно на самом деле было. Впрочем, если ознакомиться с мнениями о нравственности атеистов некоторых священников и православных мирян, излагаемых ими в частных беседах, то картина там будет совсем другой. Атеист не только не помог умирающему. Он, не торопясь, подошёл, тщательно обыскал умирающего – не осталось ли у него чего, не спрятаны ли где сокровища и, убедившись, что нет, устроил около него засаду, спокойно и последовательно отстрелил спешащих к нему на помощь священника и монаха, обобрал их, и затем, радостно напевая «Бога нет, бога нет! Всё позволено тогда» удалился в гостиницу, пропивать награбленное. Думаю, каждый атеист сталкивался с подобными воззрениями на его нравственный облик. В чём здесь проблема? Почему подчас, в принципе, неглупые и даже «хорошие» люди утверждают столь абсурдные вещи? И действительно ли нравственный атеист — по крайней мере, столь большая редкость, что понять, каким чудом он дошёл до нравственной жизни, решительно невозможно?

Добро – от ума?

Был такой древнегреческий философ 5-го века до н.э. Сократ. Как передаёт Ксенофонт, он размышлял примерно так. «Когда подумаешь о тех качествах, которые у людей называются добродетелью, то найдёшь, что все они развиваются путём изучения и упражнения». «Между мудростью и нравственностью Сократ не находил различия: он признавал человека вместе и мудрым, и нравственным, если человек, понимая, в чём состоит прекрасное и хорошее, руководился этом в своих поступках и, наоборот, зная, в чём состоит нравственно безобразное, избегает его» (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе). Иными словами, для Сократа нравственность исходила из ума. Нравственности надо учиться, как науке.

Вот у Сократа и учился выдающийся философ античности Платон, сам образовавший большую школу – Академию, и к началу нашей эры основные идеи его философии (а через него — и Сократа, поскольку он, по обычаю тех времён, чрезвычайно чтил своего учителя, хоть, разумеется, трактовал его по-своему) сделались для Римской империи общим местом. А поскольку христианство возникло, в том числе, на базе античной философии, оно и впитало в себя сократовские идеи. И вот теперь современные христиане уверены: как «вера – от слышания, а слышание – от Слова Божьего» (Рим.10:17), так и нравственность происходит из книг. Точнее, из одной Книги – Библии, где содержится Декалог, а также новозаветные заповеди Христовы. Верующий человек признаёт заповеди Господни нравственным законом для себя. А следовательно, он и нравственен. А если неверующий не верит в Бога, то он и заповеди Господни не считает для себя авторитетными, а значит, он и безнравственен. Ну или потенциально безнравственен, ненадёжен: хочет — следует нравственным нормам, а хочет (если никто не видит) — и не следует. Просто и ясно.

Верно ли? Надобно сказать, что сомнения в этой схеме высказывались не только в античной философии, но и самом Новом Завете. Христианам того времени (как и современным) надо было объяснить себе: откуда же у «язычников», служащих, вообще-то, демонам, может появиться совесть (тем более, что именно язычник Сенека как раз и развил учение о совести). Так и появляется в Послании к римлянам знаменитая фраза: «когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую» (Рим. 2:14-15). Здесь мы видим уже радикально иное учение. «Нравственный закон» берётся не извне, а изнутри. Бог его вкладывает в любого человека, даже в неверующего. Однако зачем тогда нужна вера в Бога? Получается, что Бог как-то «криво» вложил этот нравственный закон, что он не работает сам по себе, без веры. Или вера — это тот ключ, что активирует нравственный закон в человеке? Но если производитель ПО отделяет программу от ключа, чтобы получить от потребителя деньги, то зачем такое сложное устройство Господу Богу, Которому, судя по всему, от человека ничего не нужно? Кроме того, при всём уважении к верующим, надобно сказать, что и с ключом система работает у многих пользователей как-то кривовато. А то и вообще, судя по всему, не работает, — иначе откуда бы взялся новозаветный тезис «весь мир лежит во зле»? (1Ин.5:19)

И речь вовсе не о мошенниках, прикрывающихся религией для своих неблаговидных поступков. Вот почитаемый святым (Римско-Католической церковью, а РПЦ чтит его как «блаженного») Августин. Всем верующим хорошо известна его «Исповедь», где он много раз пишет о любви. «Нет любви спасительнее, чем любовь к правде Твоей, которая прекраснее и светлее всего в мире». Только тот, кто умеет любить, достоин называться человеком. Фраза Августина «люби, и делай что хочешь» для многих христиан выражает главную заповедь верующего – любовь к Богу и к ближнему. Менее известны другие строки Августина. Например, такие: "Они (еретики) убивают души людей, в то время как власти только подвергают пыткам их тела; они вызывают вечную смерть, а потом жалуются, когда власти осуждают их на временную смерть". По Августину, пытка еретиков - не зло, а "акт любви". Ведь если еретик даже под пыткой покается в своих заблуждениях, то его душа спасётся, а души других не соблазнятся.

Иногда говорят, что Августин и пытки – дела давно минувших дней, время было такое (хотя это и странный аргумент для тех, кто отрицает историческую изменчивость нравственных норм). Сейчас верующие, конечно, так не считают. Но вот мнение обычного современного московского священника, судя по всему, доброго и совестливого человека, о. Димитрия "Что есть преступление с т. з. общества, а что таковым не является, определяют законы, которые, в свою очередь, пишут обыкновенные люди, не святые, а зачастую даже и грешные. Доказывать никто никому ничего не обязан.

В Библии Господь вероотступников повелевает убивать на месте. Следовательно, это и есть настоящая норма нравственности, милосердия и гуманности"
. Я не буду сейчас припоминать избитые аргументы о религиозных войнах или религиозном терроризме, что, однако не означает их неправильность. Православные верующие часто пытаются их критиковать в том плане, что это, мол, католики или мусульмане столь агрессивны, тогда как у нас ничего такого не было. Но даже если бы РПЦ и не соучаствовала ни в каких жестокостях (что не соответствует действительности), то важно понимать: когда мы сопоставляем нравственность верующих и неверующих, в том числе атеистов, аргументы в пользу первенства нравственности верующих должны охватывать все религии, а не некоторые. Поскольку ведь неверующий или атеист определяются относительно религиозности как таковой, а не отдельной религии или конфессии (скажем, "христианства" или даже "православного христианства").

Если же в качестве примера берётся отдельная разновидность религии, то её надо сопоставлять с отдельной же разновидностью неверия или атеизма. Скажем, "атеист, придерживающийся гуманистической системы ценностей". В противном случае, налицо подмена терминов.

И я не хочу сказать, что только верующие или даже в первую очередь верующие имеют кривую нравственность. Сколько угодно людей со странными взглядами и среди неверующих. Просто не гарантирует работу нравственной системы ключ веры. Даже если он лицензионный и освящённый таинством хиротонии.

И вряд ли нравственность проистекает от знания каких-то заповедей, как и знание ПДД далеко не гарантирует дисциплину езды.

Откуда берётся нравственность?

На мой взгляд, нравственные нормы релятивны, то есть исторически изменчивы и различны в разных социальных группах, хотя некоторые основополагающие, очевидно, универсальны (скажем, запрет произвольного убийства "своих"), или свойственны подавляющему большинству обществ (запрет воровства у "своих"). Сама же сфера морали (термины «мораль» и «нравственность» в данном тексте понимаются как синонимы), естественно, не меняется, а есть свойство человечества.

Но из исторической и социальной релятивности нравственных норм не следует их отсутствия: любой индивид в каждый конкретный момент времени исходит из некоторых вполне определённых норм, получает воспитание тоже в соответствии с определёнными нормами и в зрелом возрасте более или менее нравственно устойчив. Из знания индивида о том, что нормы релятивны также не следует исчезновения его моральных норм, поскольку формирование норм происходит внерациональными способами и не определяется рациональными соображениями.

Тем не менее, трансформация норм (скажем, под влиянием новой социальной группы или каких-то значимых событий) возможна, но сопряжена с трансформацией психики, с кризисами. Собственно, вся путаница с "релятивизмом" (в котором верующие так любят обвинять атеистов) возникает из-за смешения релятивности норм и их отсутствия: в отношении к индивиду моральная норма выступает как абсолютное императивное требование, что не мешает ей быть исторически и социально релятивной. Иными словами, сколько бы человек не говорил себе, что «мораль относительна», его собственная мораль вовсе никакая не относительная, а в каждый момент времени вполне определённая. Хотя её уровень может быть, естественно, разным. Но от того, что некто будет представлять свою личную мораль абсолютной и превосходящей мораль других, уровень его морали никак не поднимется. Скорей уж наоборот, понизится из-за презрения к окружающим. Мол, свиньи они, зачем метать перед ними бисер… Нормы закладываются в виде определённых паттернов поведения, возникают на основе некоторых примеров (прежде всего, родителей, воспитателей, короче говоря, "значимых других"), сопровождаются определёнными толкованиями (так - хорошо, так - плохо), подкрепляются наградами и наказаниями разного вида.

Причём личный пример тут имеет основополагающее значение: ребёнок копирует в первую очередь поведение взрослого, как бы тот не пытался объяснить ребёнку, что надо поступать так, как родитель учит, а не так, как он сам поступает. Увы, дети обладают проницательностью и смотрят в суть. В этом есть определённая (хоть и не осознаваемая ребёнком) логика: мало ли, что родитель говорит, а вот поступки показывают пример реальной жизни в обществе. Значит, это работает. Значит, так можно выжить. Значит, стоит этому подражать.

Родители же потом могут удивляться, отчего это их чадо, которое воспитывали так здорово и даже религиозно, поступает в отношении них так же по-свински, как и они сами в отношении своих родителей. А зря удивляются. Просто процесс воспитания хорошо удался.

Религиозная мораль в плане своей изменчивости принципиально мало чем отличается от светской. Да, формулировки моральных норм, проповедуемые в религиях, могут не меняться. Однако их понимание, толкование и применение обычно меняются с течением времени.

И это замечательно. Представим, что было бы, если бы современные христиане восприняли как нравственный образец указание Бога Саулу в Библии: "Теперь иди и порази Амалика, и истреби все, что у него; и не давай пощады ему, но предай смерти от мужа до жены, от отрока до грудного младенца, от вола до овцы, от верблюда до осла" (1 Цар. 15:3). Конечно, находятся иногда фанатики, готовые оправдывать и такие «нормы», но всё же их очень немного. В целом же трактовка богодухновенности Писания в буквалистском ключе — мол, всё, что там ни сказано от имени Господа Бога, действительно было сказано Господом Богом, приводит либо к явным тупикам, либо принуждает верующего к апологетике безнравственности.

Но поскольку изменяются только трактовки религиозных заповедей, а формулировки остаются прежними (а о некоторых неудобных местах Писания верующие предпочитают просто не вспоминать), создаётся видимость исторической неподвижности, «абсолютности» религиозной морали. Хотя в целом, религиозная мораль, очевидно, более инерционна, чем всякая иная. Впрочем, если под абсолютностью понимать императивность, принудительность моральных норм, то они действительно являются таковыми - для данной религиозной группы в данный момент времени, как и нормы для всех прочих социальных групп и индивидов.

Так кому же и что позволено?

Нравственность и религия в принципе не связаны друг с другом, но у конкретного верующего индивида, особенно религиозно воспитанного с детства, могут коррелировать. Отказ от религии он может истолковать как отказ от нравственности. Отсюда и знаменитая формула Достоевского «если Бога нет, то всё позволено».

И действительно, если верующий убеждён, что нравственность тождественна его религиозности, то очевидно: разуверься он, и его нравственность может деформироваться. Но подобная корреляция нравственности и религиозности характерна именно для религиозных людей. А в отношении атеистов не работает, ибо атеист обычно понимает: нравственность — это одно, а религия, в догмы которой он не верит, — совсем другое. С другой стороны, фанатизм и начинается тогда, когда что-либо ставят выше нравственных норм, вкореняемых в обществе. Когда эти нормы начинают "исправлять" во благо чьих-то авторитетных мнений, противопоставляя, тем самым, нормы малой группы нормам большого общества. Когда сопереживание и сострадание подменяются рациональными соображениями или иррациональными верованиями. Бывает ли плохим воспитание? Бывает. Но плохое воспитание не лечится хорошими словами, в том числе религиозными. Как раз наоборот: дефекты воспитания лишь прячутся под хорошие слова и вместо обычного негодяя, поведение которого прозрачно для всех, мы видим почитаемого окружающими святошу-фанатика, оправдывающего своё негодяйство высокими мотивами. Лучше бы он остался просто негодяем. Как пишет Л. Митрохин: "заветному богословскому утверждению, что "без Бога нет нравственности", можно противопоставить другую и, на мой взгляд, более убедительную формулу: "Если есть Бог, то все позволено". Иначе говоря, ссылка на непререкаемую волю Бога позволяет в качестве нравственного представить самое тяжкое преступление. И тогда искренний верующий оказывается более беззащитным, чем свободомыслящие скептики и безбожники, поскольку авторитет Церкви парализует его колебания и сомнения в аутентичности толкования божественных предписаний".

Недаром гениальный немецкий философ Иммануил Кант, убеждённый христианин, кстати сказать, отказывался признавать первенство религии над нравственностью и напротив, полагал что именно мораль первенствует над религией, оправдывает её.

Никакие мотивы не могут служить обоснованием следования моральной норме, это следование безусловно. Даже любовь к Богу. Не говоря уже о желании райского блаженства или страха перед адом. Только признание самой моральной нормы как категорического императива, то есть безусловного руководства к действию, делают человека вообще нравственным, по Канту. Индивид же с другими мотивами в моральной сфере даже не безнравствен, а попросту нравственно невменяем. Хотя отсюда не следует, что такой человек должен быть непременно мерзавцем. Нет, он может даже любить ближнего. Но он – нравственно невменяем, поскольку его мотив лежит за пределами следования нравственной норме.

Я же думаю, что представление о том, что "всё" может быть "позволено" (кому бы то ни было), или о том, что человек руководствуется в своей жизни соображениями соответствия норме, сами по себе лишены оснований, исходят из очень сомнительной установки о чисто рациональной природе принятия человеком решений.

В реальности, думается мне, "позволено" человеку ровно то, что определяется сложившимися стереотипами восприятия окружающей действительности и реагирования на неё. И верующий, и атеист ориентируются в мире не как угодно, а так, как они сформировались и в конкретных социальных и исторических рамках. Свободный выбор имеется, но спектр решений, из которых реально осуществляется выбор (в отличие от решений чисто воображаемых, которые есть и могут даже осознаваться, но которые всерьёз и не рассматриваются данным индивидом) вовсе не беспредельный, а довольно-таки узкий и ничего таинственного или катастрофического там не происходит.

Да, бывают моменты личностных кризисов, когда спектр несколько расширяется, но и тут нет свободы произвольного выбора; возможны тяжёлые психические заболевания, но это — редкость.

Подпасть под чей-то непререкаемый авторитет, в силу чего совершить не свойственное обычно действие тоже может кто угодно – и верующий и неверующий, религия тут неспецифична. Однако эксперименты с гипнозом показывают, что даже в состоянии транса человека сложно заставить совершить действие, к которому он был до того категорически не склонен. Поэтому и верующие, и атеисты могут спать спокойно: для нравственности, для свободы в реальной, а не фантастической жизни бояться надо не отсутствия или наличия Бога, а чрезмерно выпитых алкогольных напитков или наркотиков, которые растормаживают психику и могут действительно привести к неприятным последствиям для нравственности и свободы индивида — как экзистенциальной, так и юридической. Так почему же эти, на мой взгляд, вполне очевидные соображения, не усваиваются множеством верующих, почему они с упорством, достойным лучшего применения, стремятся представить атеистов лишёнными не религиозности (с чем бы любой атеист согласился), а именно нравственности или, по крайней мере, представить нравственность атеистов чем-то ущербным?

Может ли верующий считать атеиста нравственным?

Причина, как мне кажется, состоит в том, что подавляющее большинство верующих чувствуют: несмотря на декларируемую подчинённость нравственности сфере религиозной, «духовной», вне сферы нравственности религия превращается во что-то не слишком серьёзное. Для христианина, например, фундаментальный вопрос всей земной жизни — это спасение для будущей жизни загробной. Но кто спасётся? Спасутся ли только христиане и во всех ли конфессиях? Положительный ответ, а тем более конкретизированный для одной из конфессий выглядит довольно абсурдным, поскольку современное сознание более или менее нравственного человека (фанатики не в счёт) ещё может примириться с мыслью о вечных мучениях (правда, с трудом), но лишь для закоренелых в пороке людей, кого-то вроде маньяков-убийц.

Но представлять себе миллиарды в аду только за то, что они «Богу не молились и не ведали поста» в 21 веке довольно странно. По крайней мере, сейчас сей вселенский «плач и скрежет зубов» вряд ли кого-то убеждает или пугает. Скорее, вызывает недоумение. Порой — отвращение.

Поэтому наиболее либеральные верующие и даже священнослужители признают: Страшный Суд будет производится на основании поступков, а не вероисповедания. Вот, например, выдержка из текста о. Сергия (Желудкова): "Последний суд совершается по принципу не теоретической веры, а ДЕЙСТВИЯ - не по тому, верили ли мы в Божественное достоинство Христа, а по тому, были ли мы МИЛОСЕРДНЫ к страдающим людям, с которыми отожествляет Себя Сын Человеческий. На правой стороне будут поставлены ДОБРЫЕ ЛЮДИ - независимо от их верований".

Впрочем, о. Сергия, ясное дело, всегда можно назвать обновленцем, да и вообще он под конец жизни был в служении запрещён. Но дело даже не в неортодоксальности и редкости подобного взгляда, а в том, что он нивелирует различия верующих и неверующих, сводит их к вторичным для дела спасения, чисто инструментальным вещам. Зачем нужны Таинства и обряды, зачем нужен весь огромный штат священнослужителей, немалое количество монахов по всему миру, все эти культовые сооружения, зачем нужна бесчисленная богословская литература? А сколько усилий было потрачено на молитвы, посты, обеты, сколько жизней изменили (а иногда и поломали) религиозные ограничения? И теперь оказывается, что без всего этого можно было обойтись, что спасение даётся просто «добрым людям»? Для чего же тогда нужна религия?

Правда, сам основатель христианства вроде бы действительно говорил: «Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки… Итак, по плодам их узнаете их… Не всякий, говорящий Мне: „Господи! Господи!“ – войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного» (Матф.7:12, 20-21) Но Он же вроде бы и против таинств не возражал, и даже заповедал: «творите в Мое воспоминание»… И в конце концов, апостолов после Себя оставил. И обещал вернуться.

Как бы там ни было, но сейчас для христианина, по крайней мере, для православного и католика, спасение чётко связано вовсе не только с тем, чтобы быть просто «добрыми людьми», но в первую очередь, с сугубо религиозной деятельностью. И в то же время признаётся: для райских обителей ценна именно и в первую очередь нравственность. Каков же выход?

Он состоит в том, чтобы объявить всех, кроме представителей данной религии или конфессии, безнравственными, а их мнимые нравственные достижения – маскировкой или чем-то несущественным. Потому как светская нравственность без обязательной религиозной добавки теряет все свои достоинства.

Тогда для этих негодяев, слуг сатаны, рядящихся под «ангелов света», вполне естественно приготовление ада. Да, печально, что в раю окажутся только верующие, возможно, очень немногие. Но зато тем самым оправдывается трудная, полная ограничений и запретов жизнь верующего — ведь ради того, чтобы не попасть в ад, стоит немножко потерпеть. И не только в отношении неверующих оправдывается, но и в отношении собственной дорелигиозной жизни, если человек воспитывался в нерелигиозной семье.

Обычно такой верующий склонен делить свою жизнь на две неравноценные части: настоящее пребывание в вере и прошлое пребывание в неверии (по подобию "Исповеди" Августина). При этом второе своё состояние из первого мыслится как резко отрицательное, в частности, безнравственное. И не может не мыслиться: иначе зачем бы пытаться себя радикально ломать и менять? Поэтому можно с уверенностью прогнозировать: верующие лишь тогда признают, что их нравственность эквивалентна нравственности неверующих, когда религиозная деятельность не будет восприниматься как аскеза. А станет чем-то радостным, прекрасным, свободным, тем, что совершается с удовольствием, а не по принуждению. Даже если это самопринуждение.

Вот только возможна ли такая религиозность? Впрочем, Христос ведь говорил, что «иго Мое благо, и бремя Мое легко». Но и «людям это невозможно, Богу же всё возможно» — тоже говорил. Кто их, Богочеловеков, знает… Кроме Духа Святого, понятное дело.

Шанс на нравственность

Довольно странно использование верующими столь слабого аргумента – мол, верующий чувствует себя пред лицом Бога – в пользу тезиса о том, что верующий нравственнее неверующего.

По-моему, совершенно очевидно: с Богом христиане умеют договариваться. Или лишь у «ненастоящих» христиан гибкая совесть? Однако такое соображение, в конечном счёте, апеллирует к первенству морали над религией: получается, что «настоящий христианин» - тот, кто нравственен. А вот действительно серьёзный аргумент, на мой взгляд, иного порядка.

А именно: наличие церковного сообщества, которое не только проповедует моральные нормы, но и осуществляет обратную связь - оценивает нравственное поведение индивидов.

Речь и о священниках, и о духовниках: исповедать свои грехи Богу - проще пареной репы, а вот исповедаться даже незнакомому священнику куда сложнее, тем более постоянному духовнику, которому каялся, возможно, в этом же прегрешении не один раз.

Но не только: если вокруг просто люди "воцерковлённые", то вести себя безнравственно довольно сложно из-за того, что индивид знает, как его поведение будут расценивать окружающие. То есть оно понятно, что они такие же, может, даже и хуже, и поведение "воцерковлённых" иной раз даже во храме Божием отвратительно, тем паче в других местах, но в данном случае играет роль заданный критерий оценки. По какой мерке тебя будут мерить? Может быть, и не осуждая - осуждение ведь тоже грех - но мерка-то у окружающих имеется и любой согрешающий знает об этой мерке, знает, что ему придётся переступать. А переступать неприятно, да ещё и каяться в том впоследствии, о чём верующий знает ещё до всякого согрешения.

Конечно, можно выдрессировать свою совесть до такой степени, что переступание окажется нечувствительным, но дрессировка сия - работа, довольно существенная. Как, думаю, сказал бы христианин в этом случае "трудно тебе идти против рожна».

Правда, преувеличивать влияние церковности на нравственность тоже не стоит. Указанный механизм нравственной оценки работает ведь только с так называемыми "воцерковлёнными", то есть с теми, кто относится к жизни церковной общины не номинально-обрядово, встроен в общинную жизнь.

Однако РПЦ (в отличие, например, от протестантов) не считает связи с общиной чем-то существенным для именования человека верующим. Нету в РПЦ фиксированного членства.

А ведь можно было бы внедрять в сознание верующего мысль, что христианства нет не только без Церкви как мистического организма, но и без конкретной общины. Потому как одно дело – красивые, но абстрактные слова про «мистический организм», и совсем другое – вполне определённое участие в жизнедеятельности прихода. Но, естественно, тут же встаёт вопрос о реальном, а не номинальном числе православных в стране, о роли "белого" духовенства, отношения общины с епископатом и пр., и пр.

А это уже не лирика, а вполне себе проза жизни. В новой редакции устава православного прихода мы видим, кто является реальным главой православной общины (которая, кстати, "учреждается совершеннолетними гражданами Российской Федерации, исповедующими православную веру"). Имя ему - Епархиальный архиерей. Или лучше так: ЕПАРХИАЛЬНЫЙ АРХИЕРЕЙ.

Любой сколько-нибудь существенный вопрос решается по Его благословению. Священники и прихожане практически бесправны... В то же время, нет никаких оснований полагать, что высокая нравственная оценка в группе - монополия Церкви (или религиозных сообществ как таковых). Любое здоровое сообщество - общественные организации, трудовые коллективы, семьи, сообщества по месту жительства могут играть сходную роль. И вряд ли можно сказать, что здоровых общин в РПЦ больше, чем здоровых семей, скажем.

Отделять и объединять

Сферы религии и нравственности хоть и коррелируют друг с другом (как, впрочем, и любые другие содержания сознания), но сущностно независимы друг от друга. Следовательно, индивид может быть верующим, но безнравственным, неверующим, но нравственным, верующим и нравственным, а также безнравственным неверующим.

Говорят, что в древние времена мораль и религия были едины. Но строго говоря, в древности было единым всё то, что сейчас разделено на религию, социальную деятельность и структуру, внутреннюю и внешнюю политику, науку, философию, обыденную мудрость, искусство и пр. Синкретичным было архаическое сознание, и в принципе, там не было ни религии, ни морали, ни прочего - эти сферы и явления появились позднее, выделяясь из архаической целостности. А теперь они есть. Это мы сейчас смотрим вспять и ищем там своё. Верующие - религию, учёные - науку, философы - философию... А архаический человек не был верующим, в том смысле, что он не верил в свои мифы. Он ими жил. Как не был он учёным, художником или философом. И коли мы говорим - "религия", уже одним этим мы заявляем, что религия отлична от прочего, в том числе от морали.

Поэтому же неправомерно говорить, что мораль появилась из религии, и что моральные нормы имеют религиозное происхождение. Как, впрочем, и обратное, что религия появилась из морали. Из архаического сознания они появились, причём что из них выделилось раньше - вопрос спорный.

Но всё сие история. Современность же говорит нам, что как бы кому не хотелось, а воззрения на жизнь у всех людей разные. И верующие верят по-разному, и неверующие имеют разные мировоззрения и обратить всех в одну веру или создать единое мировоззрение для всех уже невозможно. А вот сфера морали, по крайней мере, касательно основополагающих нравственных норм, вполне могла бы стать объединяющей для людей с разными мировоззрениями, что было бы благом для общества. Если, конечно, считать это самое общественное благо ценностью...

Оставить отзыв. (1106)
111


Создатели сайта не всегда разделяют мнение изложенное в материалах сайта.
"Научный Атеизм" 1998-2013

Дизайн: Гунявый Роман      Программирование и вёрстка: Muxa